Вокруг Солнца на земном шаре. Альманах - Татьяна Помысова

А как он ухаживал! В ресторане женщины завистливо улыбались, глядя на галантного кавалера, заставляя Татьяну чувствовать себя королевой!

Любовь – это подарок, который случайно преподнесла ей жизнь, и она не собиралась его отдавать!

Десять дней пролетели, как мгновение, как быстрый и приятный сон. Завтра улетать, а никакого разговора о продолжении романа так и не состоялось. В ночь перед отъездом Володя не пришел, и Татьяна провела ее без сна. Накануне они прекрасно провели день, и казалось, что вот-вот еще минута, и решится судьба их знакомства. Но Володя ни одним словом не обмолвился, лишь его испепеляющий взгляд продолжал соперничать с жаркими лучами южного солнца…

Благополучно вернувшуюся домой Татьяну не оставляли мысли о внезапном исчезновении Владимира. Забываясь днем на работе, дома она не находила себе места. По ночам тело просило его ласк, к которым оно привыкло, в ушах звучало эхо его нежного шепота, губы требовали неистового поцелуя.

Наступила зима. Приближающийся Новый год и Рождество прибавили забот. В один из выходных дней Татьяна, делая генеральную уборку перед праздниками, обратила внимание на чемодан, с которым ездила отдыхать – он так и стоял неприкаянным в кладовке, печально напоминая о счастливых днях на море. Его пора было протереть от пыли и убрать подальше, до следующего отпуска, но сил уже не оставалась даже на воспоминания, и Татьяна, поставив чемодан возле дивана, собралась в магазин за покупками – завтра должна была приехать мама, с которой почти три месяца не виделись, а подарок ей еще не куплен. Вернулась домой только к вечеру и сразу легла спать.

Мама, Нина Ивановна, приехала рано утром, когда Татьяна еще только завтракала. Вместе попили кофе, поговорили о погоде, о работе, о ценах. Нина Ивановна не затрагивала только тему личной жизни дочери – не хотела беспокоить лишний раз. Да и зачем? И так заметно, как изменилась дочка после поездки на море. Хоть бы слово сказала… молчит. Лишь однажды, в предыдущий приезд матери, обмолвилась о каком-то Володе и сразу переменила тему разговора, потупив взгляд и тихо вздохнув.

На следующий день Татьяна ушла в театр с подругой, у которой оказался лишний билет – заболел муж, а Нина Ивановна до прихода дочери решила пропылесосить квартиру. Она хотела перенести чемодан в кладовку – что ему стоять у дивана? Но какое-то странное, непреодолимое желание заставило женщину открыть чемодан, и она увидела на его дне футляр, открыла – фотоаппарат, достала, а дальше что? С новой цифровой техникой Нина Ивановна была не в ладах и со вздохом положила фотоаппарат в чехол, но закрыть его не получилось – что-то мешало.

Этим что-то оказалась небольшая записка, скрученная в трубочку до такой степени, что женщина еле ее развернула.

«Зачем, зачем я это делаю», – билась мелкой дрожью в голове и пальцах неприятная мысль. Но уже ничего поделать с собой Нина Ивановна не могла и прочитала: «Найду сам. Только жди. Володя». Быстро сложив все назад, протерла чемодан от пыли и поставила его в кладовку. Лишь бы дочери не проговориться… Зачем? Взрослая, сама разберется. Но сдержать тайну не смогла и все рассказала Татьяне, когда та пришла из театра. Удивлению дочери не было предела.

– Мама, какая записка?

– Доченька, да такая маленькая, свернутая в трубочку так, что я ее еле увидела.

Татьяна лихорадочно вытащила чемодан из кладовки, быстро достала оттуда чехол, фотоаппарат… Вот он, маленький, свернутый в трубочку листок! Нина Ивановна волновалась не меньше дочери и, уже понимая, что Таня действительно ничего не знала об этой записке, осторожно дотронулась до ее плеча, содрогающегося от плача.

– Вот видишь, написал – жди… Ну, поплачь, поплачь, доченька… Сколько можно в себе держать такую печаль. Ты только меня не ругай – бес попутал полезть в чемодан.

Таня, почувствовав на своем плече такую теплую, родную ладошку, зарыдала еще сильнее.

– Мама! Мамочка! Да как же я могу тебя ругать! Я столько передумала после Володиного исчезновения… и плохого, и хорошего. А теперь вот весточка от него! И ты ее принесла…

Женщины обнялись и весь вечер просидели рядышком. Татьяна все рассказала Нине Ивановне о своем отпуске, об их отношениях с Володей, и о его внезапном исчезновении, и о своей сильной любви, которая, наконец, пришла.

Давно не было такого доверительного разговора у матери с дочерью. И обеим стало так легко, как в далеком Танином детстве, когда она делилась с матерью своими маленькими тайнами, а та, вот так же, как сегодня, гладила дочку по плечу, голове, приговаривая ласковые слова.

«Жаль, отец не дожил. Полюбовался бы на красавицу дочь, посидел бы с нами», – мелькнула у Нины Ивановны мысль и отозвалась острой болью в сердце…

Прошли праздники. Таня проводила маму, собрав ей в дорогу целую сумку подарков и всяких вкусностей, которая та любила. И даже припрятала один пакет с теплым шарфом для мамы, зная, что та ни за что бы не приняла такого дорогого подарка. Перед отъездом Таня с мамой сходили в фотостудию, и Нина Ивановна увозила с собой самый дорогой подарок – портрет, с которого смотрели две добрые и очень похожие друг на друга женщины. Только у рыженькой были широко, словно в ожидании чуда, открыты глаза, а та, которая постарше, чуть склонила голову к молодой, словно оберегая ее от жизненных тягот.

Восьмого марта, с цветами и в хорошем настроении после корпоративной вечеринки, Татьяна возвращалась домой, оставив у выхода из кафе набивавшихся в провожатые мужчин. Про себя напевая веселые мелодии, звучавшие на празднике, вошла в подъезд, увидела в своем почтовом ящике газету, достала и в квартире кинула ее на журнальный столик. Из газеты выскользнул на пол конверт. Странно… Без обратного адреса. Писем не ждала – все больше по мобильному телефону общалась. Ошиблась, хотела солгать сама себе – ждала, ждала! Лихорадочно вынув письмо, стала читать:

«Дорогая моя, Танечка! Я знаю, что ты простишь меня за долгое молчание и неожиданное исчезновение в последний день твоего отпуска. Приехала из командировки моя жена, узнала о тебе, устроила истерику, и пришлось срочно возвращаться домой. Живем мы в двух часах езды от отеля, где ты отдыхала. Еле успел положить записку в футляр от фотоаппарата и увезти жену домой, чтобы она не встретилась с тобой. Твой адрес я узнал в турбюро – за деньги все, что угодно, скажут, но писать тебе не смел – вдруг ты замужем? Не хотел навредить. Я сейчас, наконец, развожусь и поэтому рискнул письмом тебе сообщить все обстоятельства, разлучившие нас. А мою записку, ты ее, надеюсь, нашла? Ждешь? Обязательно жди! Люблю. Володя». Слезы застилали глаза, строчки прыгали и сливались, но счастливая Татьяна, прижав к груди драгоценное письмо, все плакала и плакала…

Автобус дернулся, скрипнув тормозами. Татьяна открыла глаза и заспешила к выходу – ее остановка. Подходя к своему дому и, придерживая капюшон от налетевшего ветерка, подумала: «Март. Начало весны». Но она еще и не знала, что в почтовом ящике лежал долгожданный конверт со знакомым почерком… и с обратным адресом.

Домой

Где бы я ни была, как бы мне ни было там хорошо, я всегда хочу к себе домой. Мысль о нем бывает настолько сильной, что ничего поделать с собой уже не могу, как только возвратиться домой и, возвращаюсь. Ничего не останавливает. Это с детства…

Начальная школа, которая была в нашей деревне Ботово, закончена, и нас определили в интернат при средней школе, что находилась в соседней деревне Поповкино, за оврагом. До нее было три километра, вроде и не так далеко. Но это по прямой, через глубокий овраг, который весной заполнялся талой водой, а зимой заносился метровым снегом. А в объезд, по грунтовой деревенской дороге, было километров семь.

Возить пятнадцать учеников совхоз отказался из-за отсутствия свободного транспорта, но организацию интерната на зимнее время, проживание и бесплатное питание детям обеспечил. Родители и этому были рады.

Какими же мы были в интернате самостоятельными! Деревенские мужики напилят, нарубят дрова для печки, а мы по вечерам укладывали поленницу, да в несколько рядов. Это было вроде забавы для нас на свежем воздухе. А укладывание дров не считалось и за тяжелую работу – подумаешь, складывай да складывай, лишь бы по правилам, чтобы поленница не завалилась. А за этим мы строго следили, потому что повалившаяся поленница доставляла еще больше хлопот – надо было вначале разобрать завал и только потом опять складывать дрова. Воду из колодца носили сами в большой рукомойник, что висел рядом с печкой, которую топила повариха, и в комнате всегда было жарко. Вода в рукомойнике к утру оставалась теплой, и мы по утрам с удовольствием умывались. И за все это – дрова, воду, нам, интернатовским, ставили по труду пятерки, что вызывало зависть деревенских ребят.